На деревню к фермеру: интервью с фермерами

По данным ВЦИОМ, в течение трёх лет число туристов, выбирающих агротуризм, может увеличиться до 7 млн в год. Согласно опросам, 90% жителей страны «хорошо знают» этот формат и «что-то слышали» о нём, а 60% хотели бы посетить агроферму. Главное тут – места знать. Владельцы хозяйств в трёх регионах России рассказали Russian Traveler, как начинали своё дело и зачем к ним ехать в гости.

Юрий Малик

основатель семейной винодельни «Вина Арпачина» (Ростовская область, станицы Манычская, хутор Арпачин)

– Юрий, что вы делали до того, как открыть винодельню? 

– Я физик, работал в НИИ. Сначала занимался спутниковыми антеннами, а потом придумал ретранслятор спутниковых программ и открыл компанию для производства этих устройств. Наша техника распространилась по всей стране, от Ростовской области до Камчатки и Архангельска. 

– Как появилась идея о винодельческом хозяйстве? 

– Это просто стечение обстоятельств. Началось всё с того, что в 2009 году я купил участок в станице Манычской под строительство дома. А потом узнал, что в 1800 году здесь были виноградники. Через неделю я увидел по телевизору выступление Дмитрия Медведева, на тот момент президента России, в котором он пообещал принять закон о частном виноделии. Спустя ещё неделю познакомился с хорошим виноделом и заручился её поддержкой на случай, если посажу виноград. В итоге случилось так, что я начал инвестировать в виноградники всё заработанное на ретрансляторах. Четыре года трудился вхолостую: содержал рабочих, платил за электроэнергию, обрабатывал виноградник. В 2015 году в России приняли федеральную программу развития виноградарства и виноделия, но лицензию я получил только летом 2017 года. 

– С какими трудностями сталкиваетесь в работе сейчас? 

– Прошлым летом, когда на кустах уже появились грозди, вернулись заморозки и всё погибло. В этом году холода снова пришли, но мы уже подготовились: сделали дымогенераторы и три ночи дежурили на винограднике. Так сохранили больше ягод. Говорят, таких крепких морозов два года подряд не было с середины XIX века. Гарантии, что и в следующем году это не повторится, у нас нет. Но я разделяю философию сыщика из повести «Обмен разумов» Роберта Шекли. Он говорил так: это моё 285-е дело, и предыдущие 284 закончились полным провалом — полоса невезения не может продолжаться вечно!

– Какие эксперименты вы проводите на винодельне? 

– Делаем игристые по традиционному методу из спелого винограда. В Шампани виноград не вызревает до конца — в ягодах мало сахара, его быстро съедают дрожжи, поэтому для запуска вторичной ферментации в вино добавляют тиражный ликёр. Мы же намеренно останавливаем брожение с помощью холода и разливаем вино по бутылкам, после чего оно снова начинает бродить, так как сахар ещё есть. Разница получается такой же, как есть варенье из зелёных и из спелых ягод. 

– Вы много работаете с местными донскими сортами, автохтонами. Почему?

– Раньше я даже слова такого не знал – автохтоны. Для меня это сорта, которые просто исторически возделывали на Дону. Среди сибирякового, пухляковского, цимлянского чёрного и красностопа был ещё и саперави. Считаю, что заниматься только европейскими сортами, над которыми колдуют несколько поколений виноделов, – занятие малоперспективное. Как говорил Оз Кларк, это бег за уходящим поездом. 

– Сколько туристов приезжает к вам ежегодно?

– Не меньше двух тысяч. У нас удобное расположение рядом с трассой М-4, которая ведёт к курортам Краснодарского края. Гости останавливаются на дегустацию и возвращаются на обратном пути. Недавно мы открыли гостиницу: у нас четыре люкса и три номера попроще. Ещё строим домики в роще и готовим оборудование для ресторана. 

Артур Идельбаев

специалист по колодному и бортевому пчеловодству (Башкортостан, Ишимбайский район, колодно-бортевая пасека «Торатау»)

– Как у вас появилась идея добывать дикий мёд? 

– Я давно занимаюсь туризмом в Башкирии и раньше часто возил гостей в Бурзянский район, где исторически развито бортевое пчеловодство. Погрузился в тему и решил сам содержать борти и колоды. Борть – это специальное изготовленное дупло для пчёл. Как правило, на сосне, лиственнице или дубе с диаметром ствола не менее 60 см. У каждой борти есть родовая тамга (печать), чтобы передавать дерево из поколения в поколение. В Башкирии можно встретить даже 200-летние бортевые деревья. А колода – это кусок толстого бревна высотой 1,5–2 метра, в нём выдалбливают полость под дупло и ставят где угодно.

Сначала у меня было две колоды, потом пять, а сейчас их 560 на шести пасеках. Есть несколько бортей на деревьях в Бурзянском, Белорецком, Ишимбайском и Иглинском районах. 

– Как часто можно собирать дикий мёд? 

– Сбор мёда с бортей и колод возможен только один раз в году, после 15 сентября. Для взбирания на дерево бортевики пользуются кирамом – специальным арканом из кожи или липового лыка. Мы опоясываем тело и ствол, а потом поднимаемся по дереву, упираясь спиной в кирам. Крышку борти или колоды открываем с помощью топора или стамески. Борти в лесу чаще всего заселяют дикие пчёлы, а вот колоды приходится заселять самому. Мы работаем с пчёлами среднерусской породы, желательно башкирской – другие не выживают в уральском климате. Бурзянская бортевая пчела делает липовый мёд и добывает нектар только с поверхности цветка, где микроэлементов больше. 

– Попадали ли вы в экстремальные ситуации в лесу? 

– Бортевое пчеловодство – всегда экстрим. Им можно заниматься только в глухих местах, вдали от дорог, производств и обработанных полей. Каждый год мы страдаем оттого, что медведи разоряют часть колод и бортей. Опаснее всего, когда медведица приходит на колодную пасеку с медвежатами, – тут помогают электропастухи, которыми огораживаем угодья. В то же время мы понимаем: отдавая медведям часть мёда, мы возвращаем  природе свой долг.